«Ниисан!» Хрупкая тишина в темной комнате. «Ниисан! Что ты делаешь?!» Неподвижное тело на смятом покрывале. «Не надо! Остановись!» Грязный плащ и следу крови на подошвах. «Не убивай меня, ниисан!» Застывший взгляд и испарина на лбу. «Что ты наделал, ниисан?!» Мертвец? Нет… дышит. И иногда вздрагивает, словно от пронзительных криков. Только вот ни звука в комнате, которая с этим неподвижным телом теперь похожа на склеп. А если тихонько, на цыпочках, подойти к лежащему на кровати человеку и заглянуть в его алые глаза, то можно увидеть, как в них мечутся загнанные образы. А если внимательно приглядеться… Нет! Лучше не приглядывайтесь… Незачем. Не к чему. Итачи не помнил, как он покинул деревню Скрытого Листа, не знал, куда направился после, не понимал, где находится сейчас. В воспаленном сознании билась, как в агонии, только одна мысль. Даже не мысль, имя: «Саске!» Но даже не это мучило старшего Учиху. Образы, воспоминания… Проклятая память снова и снова заставляла видеть искаженное страхом и болью лицо брата. Этот взгляд, это непонимание… Всего день назад его глаза лучились счастьем при виде тебя. И поэтому было абсолютно невыносимо наблюдать, как любовь в них вянет, скручивается, словно лист, ненароком упавший в костер. Крошечные мотыльки веры падают на стол, перед смертью шевеля изуродованными пламенем крыльями. А на их место, на место любви и доверия, приходят тоска и боль. И страх. Панический страх зверя перед лесным пожаром. Костер, пожар, пламя… Это ты! Учиха Итачи. Это ты их убил. Это их тела у твоих ног. Видишь? Видишь? Вот листья, вот мотыльки, а вот обугленный зверек, уже и не разобрать, какой именно… маленький… щенок? котенок? «Саске!» Вон он, твой маленький глупый брат, жмется к стене комком трясущейся плоти. Он боится не трупов, что теперь окружают его, не крови, празднично украсившей квартал, нет… Не тешь себя этой мыслью! Он боится тебя, Итачи. Тебя, а не того, что ты сделал. Ты только что его предал. Может, было гуманнее убить его, как ты думаешь? - Замолчи… - обветренные губы нехотя разлепляются, кривятся в болезненной гримасе. – Замолчи! А в комнате ничего не изменилось. Темно. Тихо. Даже отзвук его крика успел погаснуть, стереться. Было? Не было? Память издевалась. Итачи раз за разом видел брата, испуганно замершего у тел родителей. Снова и снова слышал свой спокойный металлический голос, лишенный всякой окраски, призывающий мальчика к ненависти. А хотелось орать от боли и бессилия что-то изменить. Наверное, старший Учиха кричал. Потом. Когда унесся прочь перепуганный братишка. Когда он остался наедине с мертвым кланом. Он не помнил. Помнил только… Раз за разом, снова и снова… Сон без права проснуться. Потому что он не спал. «Саске!» Внутри разливалась звенящая пустота. Звенящая, потому что что-то хрупкое там разлетелось на мириады осколков и рухнуло вниз, и теперь хрустело и звякало от стремительного бега одной единственной мысли: «Саске!» Опять болезненно искривились губы, хрипло выплевывая слова, которые так хотелось сказать тогда. - Иди ко мне, маленький брат! Не бойся меня! Я не сделаю тебе больно… Это безумное бормотание накладывалось на его собственный голос, звучавший насмешкой из глубин памяти: « - Ты не стоишь того, чтобы я убивал тебя, глупый брат…» - Я так люблю тебя, малыш… Не смотри на меня так! Ты же говорил, что никогда не будешь меня ненавидеть! « - Если хочешь убить меня, научись ненавидеть!» - Это ведь все для тебя, Саске! Чтобы ты жил! Чтобы они не показывали на тебя пальцами! Я хотел избавить тебя от этого ада… Я хочу, чтобы ты жил, маленький брат! « - Пусть твоя жизнь будет долгой и жалкой. Убегай… убегай… и держись за нее из последних сил!» - Не уходи, Саске… Не оставляй меня. Я все отдал ради тебя, малыш… Ты ведь помнишь свое обещание, правда? У меня больше ничего не осталось, кроме него… Не уходи, маленький брат… Ты сломался, когда мальчик уже несся прочь. Слезы отчаяния струились по щекам. Ты сам разрушил все, что успел обрести за эти несколько дней. Еще никогда ты не имел так много, как в этот безобразно короткий срок. Вся прожитая жизнь терялась на фоне дней, проведенных с маленьким братом. Ты ведь был счастлив, да, Итачи? Да. Был. И сейчас сломал все своими руками. А брат все-таки обернулся. И ты еле успел спрятать слезы. Или не успел? Уже не важно. Учиха лежал на кровати, бессмысленно глядя в потолок. Как и час назад. И два. И… Занимался рассвет. Эта бредовая, неправильная ночь, которой не должно было быть, подходила к концу. А губы Итачи все шевелились, вновь и вновь пытаясь переспорить мерзкую память, пытаясь что-то доказать, хотя бы самому себе, хоть что-то изменить… Память смеялась и начинала все с начала. Замкнутый круг. Юноша понял, как сходят с ума. Он уже видел себя, стоящим перед дверью сумасшествия и уверенно поворачивающим ручку… Хм… «Дойти до ручки». Вот оно как, оказывается. Но Итачи был уверен, что он прожил бы жизнь и без этого знания. Утреннюю тишину нарушил скрип открывающейся двери: кто-то вышел в коридор и бордо направился куда-то мимо его комнаты. Он отметил это машинально. Краем сознания. Тем самым, что все еще балансировал над пропастью безумия. А потом… словно лопнула струна. Что-то оборвалось, рассекая душу, заставляя бессовестно зиять свежие раны. Что-то нужное, что-то жизненно необходимое… Оборвалось и сейчас исчезнет, растворится в остатках ночного сумасшествия. Последнее, что успели прошептать потрескавшиеся губы: - Саске, найди меня, найди… Я буду ждать. И все. Память отступила, боль глухими перекатами отзывалась в глубине сознания, слишком глубоко, чтобы обращать на себя внимание. В тигле безысходности и отчаяния возродился тот самый Итачи Учиха, которого так боялся маленький брат. А прежний… А что прежний? Наверное, умер. Нынешнему Учихе было на это плевать. Юноша снял грязную одежду и обувь и улегся под одеяло. Надо отдохнуть после удачно завершенной миссии. Он спал. И ему ничего не снилось. Учиха Итачи. Преступник ранга S.
Настырное солнце все же сумело пробраться под плотно сомкнутые веки. Ресницы неуверенно дрогнули. Еще раз. Замерли. А потом глаза внезапно распахнулись. Саске прищурился от яркого света и попытался понять, где он находится. Похоже на больницу… Запах лекарств, белые стены, приглушенные голоса в коридоре, наверняка бесконечно длинном. Коридоры в больницах почему-то всегда длинные. И стены выкрашены масляной краской, которая противно блестит в электрическом свете ламп. Значит, больница… Странно. Мальчик прислушался к себе и не почувствовал себя больным. А раз так, то ему нечего тут делать! Младший Учиха сел на кровати и спустил ноги вниз. «Мама и папа, наверное, волнуются, а я тут валяюсь…» Он встал на ноги и внезапно пошатнулся от прояснившейся памяти. Родители больше не волнуются… Вот они, лежащие на полу в собственной крови… А вот лунный свет, перечеркнувший лицо убийцы. Они сообщники, потому что из-за него невозможно рассмотреть лицо этого человека. Лучше бы и не рассматривал. Итачи-ниисан… Холодный взгляд, бесцветный голос. Даже такой ты не смог бы их всех убить, правда?! «Это не мог быть он! – мальчик мешком повалился на постель. – Не мог! Это не он! Это иллюзия!» Когда-то ты уже говорил это, помнишь? Нет чувства deja vu? А ведь тогда все оказалось правдой. А теперь? Дрожащие пальцы порывисто проводят по щеке: шершавая корка на неглубоком порезе. Значит, правда. Значит, было… Навалилось осознание своего полного одиночества. Никого, кто мог бы быть рядом, никого, кто действительно нужен рядом. Родители, на которых он совсем недавно так злился, брат, который за несколько дней стал для него всем… Почему все пошло наперекосяк? Если бы только понять, перемотать все назад и избежать этой ошибки! Ты жалеешь, Саске? Пусть бы лучше они все тебя не замечали, как и было впредь? Ведь так? Неужели Итачи вытащил тебя из одного ада, только затем, чтобы после небольшой передышки швырнуть в другой? «Почему, ниисан? – Саске зарылся лицом в одеяло, давая волю слезам. – Почему ты их убил? За что? Почему не убил и меня тоже?» « - Ты не стоишь того, чтобы я тебя убивал!» «Ты врал, что любишь меня? – это, пожалуй, было больнее всего: понять, что тебя использовали. – Я был игрушкой? Тогда почему ты просто не ушел? Зачем было убивать их всех?! Ты чудовище! Чудовище! Будь ты проклят!» - Будь проклят! – мальчик захлебывался рыданиями, не замечая, что повторяет те самые слова, которые так обидели его, те самые слова, которые родители говорили его брату. – Ненавижу тебя! Ты ведь говорил, что всегда будешь со мной! – Саске не знал, что ранит его больше: смерть родителей или уход брата. – Ты говорил, что не позволишь никому разлучить нас! Что же ты наделал?! Ублюдок… Ненавижу тебя! Ненавижу… ненавижу… «Ты только не забудь, малыш!» Мальчик замер, вспоминая, как сидел у брата на руках и обещал ему помнить его слова всегда, что бы ни случилось… - Ты уже тогда хотел это сделать… Уже тогда… Знал и заставил меня себе верить! Мразь… - Саске задыхался от злости. – Но ведь… - Что-то внутри отчаянно противостояло зарождающейся ненависти. - …зачем тогда было меня уговаривать? Ему должно было быть все равно, пообещаю я или нет. Я ни черта уже не понимаю! – Голос срывался на крик. – Ты ведь все равно ушел! Бросил меня после всего, что было! Ненавижу тебя! Я найду, ниисан, я обязательно тебя найду! Буду искать, пока не сдохну! Я отомщу тебе за всех, за все! За все, что ты сделал со мной! Ты заплатишь! Я хочу! Да, я хочу, чтобы ты чувствовал! Эту боль! Мою ненависть! Я заставлю тебя чувствовать! Я тебя найду! Слышишь?! Слышишь, Учиха Итачи?! Торопливые шаги в коридоре, распахнувшаяся дверь… - Тише, маленький, тише, - чей-то голос врывается в воспаленное сознание. – Все кончилось, все хорошо. – Заботливые руки перекладывают его на подушку. – Никто тебя здесь не обидит, - тонкая игла впивается в руку. – Поспи, маленький. Все хорошо. Вот так… Саске смотрел на женщину так равнодушно, что та даже немного заволновалась. Ребенок не должен так смотреть. Успокоительное еще не начало действовать, но мальчик уже перестал биться в истерике. Однако пожилой сиделке не понравилось это внезапное спокойствие. В палату вошел врач, бегло глянул на мальчика и повернулся к женщине. - Что-то случилось? - Я услышала, что он кричит… - растерянно сказала та. – Дала успокоительное. - Хорошо, что он вообще пришел в себя, - вздохнул врач. – Такое потрясение в столь юном возрасте… - Да, - женщина снова бросила на Саске тревожный взгляд. – Мне кажется, что он немного не в себе. Слишком быстрая смена настроения. - У него просто шок, - ответил врач. – Давайте оставим его, пусть поспит. – И добавил уже тише, увлекая сиделку к выходу: - Ужасно, ужасно… родной брат… - Я его убью, - они замерли у открытой двери. Женщина повернулась и посмотрела на пациента. Ей стало жутко: спокойный уверенный голос, отрешенность и… так мог сказать взрослый, а не двенадцатилетний мальчик. - Ч-что? – переспросил врач дрогнувшим от неожиданности голосом. - Я. Убью. Учиху. Итачи. – Раздельно повторил Саске. – Я отомщу за свой клан. – На лице застыло подобие улыбки. «Я отомщу тебе за то, что ты меня использовал!» - но этого мальчик никому не сказал. Сомкнул веки. Он спал. И ему ничего не снилось. Учиха Саске. Мститель.
Он лежал на столе. И ему было странно. Странно, потому что он ничего не чувствовал. Никаких тактильных ощущений. Совсем. Он с таким же успехом мог улечься на толченое стекло вместо стола. Ничего бы не изменилось. Только что он закончил операцию. И теперь привыкал к новому, пока еще непослушному телу. Ниточки чакры натянулись, поворачивая деревянную голову, потом устремились в стеклянные глаза, давая им способность видеть. Сначала получилось не очень: все смазывалось, расплывалось. Но опытный кукловод смог сфокусировать чакру, заставляя моргать тряпичные веки, заставляя свет биться на стеклянной сетчатке, рождая даже не в мозге, а сразу в сознании образы окружающего мира. Линии перестали плыть и кривляться. Сасори, определив, сколько нужно чакры для поддержания зрения, больше не обращал на это внимание. Теперь проблем не будет. Потом он заметил, что по привычке заставляет растягиваться ткань легких: вдох, выдох. Прекратил. Минута, две. Ничего не изменилось. Ниточки чакры – и губы растянулись в улыбке. Естественно, кукле ведь не надо дышать. Ниточки чакры – Сасори бросил взгляд на пол. Там, под операционным столом лежало его старое тело. Глупая смертная плоть. Слабая, подверженная страстям и желаниям. Ниточки чакры – снова улыбка.»Что теперь, Итачи? – на мысли расходовать чакру было не нужно. – Я победил себя, а не убежал. Больше никто не сможет на меня влиять. Я победил, Итачи, а ты – проиграл. Ты позволил связать себя по рукам и ногам, а теперь с мясом отрываешь врезавшиеся в тело путы… Посмотрим, может ты еще захочешь пойти по моим стопам». Голос. Ниточки чакры тянутся к связкам. - Надо позвать Зецу, - голос стал более глухим. Не страшно. – Пусть займется телом. Сасори отвернулся без малейшего сожаления. Сосредоточился, прошивая чакрой каждый миллиметр деревянной плоти. Встал, пошатнулся. Было непривычно управлять куклой изнутри, управлять собой. Но Сасори знал, что справится. Несколько неуверенных шагов. «Бабуля должна мной гордиться, - подумалось вдруг. – Я превзошел ее. Разве она когда-нибудь думала о том, что можно перестроить свое тело? Пересадить живое сердце в дерево, наполнить его чакрой и заставить биться дальше? Уверен, что она никогда бы на это не пошла… Ее мораль не примет мой рецепт бессмертия». Немного неуклюже натянул плащ и накинул его на плечи. «Интересно, какая у меня сейчас кожа на ощупь? Вряд ли похожа на настоящую… - мысли непринужденно текли сами собой. Сасори слегка удивился, что его это интересует. Сложилось впечатление, что он наблюдает за собой со стороны. – Дею будет неприятно…» Вот теперь кукольник разозлился на себя. Да какая разница, как там будет Дею?! Мальчишка больше не имеет над ним власти! Все! Пожалуй, он действительно больше не нужен. Вот ведь ирония судьбы! «Наверное, это его рок – быть чужой игрушкой,» - усмехнулся Сасори, а потом сразу же скривился от отвращения. «Черт, что происходит?! – красноволосый отправился на поиски Зецу. – Наверное, это все-таки шок после операции. Мысли-то какие идиотские…» Он вспомнил, как мальчишка всю ночь вертелся в кровати. Как то и дело на его лбу выступала испарина. Кукольник так и не смог уснуть. Смотрел на напарника, слушал его беспокойное дыхание, сильнее прижимал к себе, если он начинал дрожать. Вспомнил бледность его лица, когда он с криком проснулся, а потом сидел, обхватив пока еще не кукольное тело руками. Он тогда упорно не желал говорить, что его так напугало во сне. Но кукольник догадался и сам. Ведь не могла его злость остаться безответной, правда? Мальчишке снился напарник. И Сасори не стал спрашивать, что именно он делал в этом сне. И так видно, что не по голове гладил. Кукольнику оставалось только сжимать тонкое тело в объятиях и тихо шептать какие-то нелепые слова утешения, пока Дей не уснет снова. Вспомнил, как безуспешно пытался уйти, не разбудив его. Вот только блондин вцепился в него намертво. Потом Дей долго смотрел на напарника прежде, чем разжать пальцы. И еще он попросил возвращаться побыстрее… И в единственной живой части деревянного тела потеплело. Бесконтрольная чакра растянула губы в мечтательной улыбке. Сасори встряхнул головой и немедленно стер признак слабости со своего лица. - Твою мать, тело уже живет своей жизнью! – сердито пробормотал он. На самом деле, сердиться не хотелось. Хотелось пойти в комнату и обнять спящего Дейдару. (В том, что блондин еще спит, Сасори и не сомневался.) И стало немного обидно, что он сам не почувствует этих объятий. Вот теперь кукольник злился на себя и на свою сентиментальность, от которой не удалось избавиться даже в новом теле, по-настоящему. - Да где эта чертова росянка-переросток?! – взвыл он во весь голос. - Чего орешь? – неподалеку от него оказался до отвращения бодрый Хидан, увлеченно жующий яблоко. – Между прочим, еще рано. - Я в курсе! – огрызнулся Сасори, досадую, что не заметил мазохиста раньше. – С чего это ты не спишь? - Я только с миссии вернулся… Азарт битвы еще не утих, так сказать. Вот Какузу уже вырубился, даже чаю со мной не попил. Хочешь чаю, Сасори? - Не хочу! Я хочу найти Зецу. - Ну и ладно, - расстроился Хидан. Но долго молчать он не мог по определению. – А зачем тебе Зецу? - Тело надо убрать. Он же у нас мастер по этой части. - Ага, не то слово мастер, - усмехнулся Хидан, - я один раз видел, как он это делает. Удовольствие не для слабонервных, я тебе скажу. А чье тело-то? - Мое! – Кукольника начинал раздражать этот беспредметный разговор. - Твое?! – Сектант чуть не подавился огрызком своего яблока. - Ты что, правда не в курсе? Я думал, Дей уже всем растрепал, что я немного переделал тело. - Немного? – Хидан подошел вплотную, костяшками пальцев постучал красноволосому по лбу и прислушался к звуку со знанием дела. – Да ты у нас теперь еще и марионетка!.. Ну ты даешь… А твой Дей, кстати, - Хидан снова отошел и принялся доедать огрызок, - треплется только о свой дурацкой глине. Она у него даже вместо мозгов, наверное… А с чего тебе приспичило сделать себя куколкой? - Чтобы боли не чувствовать, - ответил Сасори первое, что пришло ему в голову. Он понял свою ошибку, когда уже стало слишком поздно… Это все равно, что спорить с Дейдарой… - Не чувствовать боли? – Хидан повысил голос и принялся ходить перед кукольником, размахивая руками. – Да что ты знаешь о боли? Боль прекрасна! Великий Дзясин… - Хидан!!! Заткнись! – из-за ближайшей двери раздался вопль Какузу. - Ой-ей… Кажется, мы его разбудили… - Нет, это ты его разбудил, - уточнил красноволосый. – Ты и мертвого поднимешь своей проповедью! - Но ведь Великий Дзясин действительно… - Хидан!!! Я тебя убью! - Ну и ничего у тебя не получится, - пробормотал тот в ответ, стараясь, однако, чтобы напарник его не услышал. - Поотрываю все на хрен и пришивать не буду! – продолжал Какузу. - Мда, - вздохнул мазохист, - это уже действительно неприятно… - Иди сюда, смертник! - А почему бы вам всем не заткнуться? – в конце коридора показалась заспанная Конан. – Советую разойтись, пока Лидер-сама еще внемлет моим увещеваниям вас не убивать. – Куноичи развернулась и скрылась в комнате Лидера. - Да… не стоит искушать судьбу… - обреченно вздохнул Хидан. – Ладно, вали спать. Если я встречу наш цветочек, я ему передам, что ты хотел его видеть. - Спасибо, - Сасори развернулся и поспешил к себе, пока это недоразумение не решило поболтать еще о чем-нибудь. Тогда Лидер точно их прибьет. Дверь, как всегда, открылась с тихим скрипом. На кровати Дея во всю храпел Кисаме. А на кровати кукольника… Сасори остановился в недоумении. Дейдары на его кровати не было.
Сначала кукольник даже не осознал, что в комнате его не устраивает. Стоял, слушая безмятежный храп синелицего, и молча смотрел на свою смятую постель. Потом в деревянной голове прояснилось. «Что за черт?! – Сасори выскочил в коридор и направился на поиски нерадивого напарника. – Вроде же все было нормально! Вот куда мог деться этот идиот?!» Сасори решил, что потом как-нибудь оправдается перед собой за это абсолютно глупое волнение. А сейчас важнее найти Дея. - Где он может быть? – лихорадочно бормотал себе под нос кукольник. Он, тем не менее, старался действовать тихо, чтобы снова не наткнуться на мазохиста, злого Какузу, Конан или еще кого-нибудь. Сейчас свидетели ему были точно не нужны. – Учиха? Нет, вряд ли он сейчас сунется к нему, если даже Кисаме оттуда сбежал… Хотя, он же ненормальный. – Сасори остановился у двери Учихи и открыл ее, стараясь не шуметь. Не заперто, как и ожидалось. Темно, хоть глаз выколи. Но теперь кукольник меньше всего нуждался в свете: еще чуть-чуть чакры – и все видно. Человек на кровати, гора одежды на полу. И никаких признаков малолетнего террориста. - Черт!.. – выдохнул красноволосый и направился к выходу. Но у самой двери вдруг остановился и бросил долгий взгляд на спящего. На какое-то мгновение ему показалось, что на кровати лежит не человек, а одна из его марионеток. Сасори видел спящего Итачи раньше. Что-то изменилось, исчезло. Во сне его лицо обычно становилось на удивление безмятежным, исчезали брезгливые складки у рта, исчезала вечная морщина между бровей… Черты сглаживались, становились мягче… А сейчас было не так. Сасори был уверен, что если Учиха откроет глаза, то выражение его лица не изменится. И в компании с таким Итачи действительно было неуютно. «Хм… видишь, Учиха, - кукольник тихо закрыл за собой дверь, - мы пришли к одному и тому же, только разными путями. Две куклы. Мне жаль, Итачи, но кажется, что ты действительно проиграл». Приятнее от этой мысли не стало. Сасори сам не заметил, что направляется в мастерскую. Дверь, как ни странно, была приоткрыта. «Я точно закрывал, - отметил кукольник. – Зецу?» Он замер на пороге. Потом прислонился к косяку и стал наблюдать за мальчишкой, не замечавшим его. На душе стало значительно спокойнее оттого, что он нашелся и не натворил каких-нибудь глупостей. Дейдара сидел на корточках возле безжизненного тела. «Опять босяком! – недовольно подумал Сасори, заметив, что мальчишка то и дело вздрагивает. – И, наверное, только халат и нацепил…» А Дейдара, между тем, тихонько прикасался к мертвой плоти. Из широких рукавов плаща выскальзывали тонкие руки, дотрагивались до холодной кожи и прятались снова. Кукольник поморщился, увидев сине-фиолетовые кровоподтеки, окольцовывающие мальчишеские запястья. Дей медленно пропустил между пальцев красные волосы, неуверенно провел по мраморно-белой щеке. Вздрогнул, но не остановился. Руки скользили по приоткрытым синим губам и замерли на развороченной груди. Сасори не выдержал. - Оно больше не чувствует, Дей. Дейдара испуганно обернулся. На долю секунды в глазах отразилось непонимание, а потом мальчишка вскочил и бросился к кукольнику. Очень болезненно приложился всем телом к деревяшке, но не отстранился. Напротив, прижался изо всех сил. - Зачем ты сюда пришел? – Сасори не шевелился. Смотреть, как тебя обнимают, и не ощущать этого было непривычно. - Тебя долго не было… - почти прошептал Дей. Потом потянулся к кукле и принялся целовать неподвижные губы. Тонкие пальцы скользили по холодной искусственной коже. Никакого ответа мальчишка не почувствовал. - Я привыкну… - бормотал он больше для себя, - я привыкну, привыкну… - Дей, это тело тоже не чувствует, - глухой голос напарника подействовал несколько отрезвляюще. – Зачем ты это делаешь? Мне это больше не нужно. - Не нужно… - эхом отозвался Дейдара, словно пробуя эти слова на вкус. Сасори понял, что как раз вот этого-то говорить и не стоило, но было поздно. Лицо блондина исказила болезненная гримаса. Руки сжались в кулаки и с грохотом опустились на деревянные плечи. Еще раз, еще, еще… Дейдара упорно не замечал боли и продолжал бить неподвижного напарника. – Тебе не нужно… Мне это нужно, понимаешь?! Мне! Я не умею любить по-другому! Не могу по-другому… Даже если тебе не нужно… Чертова деревяшка! Сасори быстро прижал мальчишку к себе. Потом чуть ослабил хватку, боясь сделать больно. Дейдара затих, обвил руки вокруг шеи кукольника и обиженно засопел. - Прости, я не хотел тебя обидеть, - немного смущенно произнес Сасори. Только напарник мог настолько выбить его из колеи. – Мне казалось, что тебе должно быть неприятно. - Мне будет намного приятнее, если ты постараешься мне отвечать… - улыбнулся мальчишка, - а то ты холодный и не шевелишься. Я начинаю чувствовать себя некрофилом. - А я буду чувствовать себя идиотом, - усмехнулся кукольник. - Я не против, - отозвался блондин и снова потянулся к холодным губам. Сначала просто прижался и замер. - Зачем? – Сасори не принципиально было шевелить губами при разговоре. - Я сейчас их согрею, и тогда будет иллюзия, что все по-прежнему, - оторвавшись на мгновение, отозвался Дей. В этот раз Сасори сам склонился к нему, сам поцеловал… Зачем? Чтобы сделать мальчишке приятное? Да, наверное так. И за это он оправдается тоже. Потом. Ведь сейчас Дей просто излучал счастье во все стороны. Кукольнику не хотелось его прервать. - Так лучше? – с легкой усмешкой поинтересовался он, глядя на довольного блондина. - Гораздо, - Дейдара улыбнулся и провел пальцами по его волосам. – Мягкие… - заметил он мимоходом. – Раньше жесткие были… - Тебе не нравится? Хочешь, я переделаю? - Нет, не надо, - Дей передернуло от мысли о том, что напарник снова будет измываться над своим телом. – Теперь я буду любить такого Сасори. Не меняй ничего больше, ладно? - Ладно, - успокоил его кукольник. – Мне-то все равно теперь. Просто раз уж ты решил остаться с куклой, то пусть тебе будет максимально комфортно. - Мне главное знать, что я тебе нужен. – Отозвался мальчишка, пряча лицо на неподвижной груди напарника. – Я привыкну ко всему остальному. Честное слово. - Нужен, не переживай. – Кукольник погладил Дейдару по голове Приходилось постоянно рассчитывать силу, чтобы нечаянно не причинить ему боль. Но благодарность блондина компенсировала эти неудобства. – Я тебе уже говорил, что ты мне нужен. Сасори, не напрягаясь, подхватил мальчишку на руки. Встретив удивленный взгляд, он пояснил: - Ты опять босяком. Я не хочу, чтобы ты заболел, и мы завалили из-за этого какую-нибудь миссию. - Сасори… - Грубая, неумелая забота напарника приводила Дея в восторг. Он задыхался от гордости при мысли, что все это Сасори делает впервые, только для него. Блондин уткнулся лицом в красные волосы и затих, вдыхая запах смолы и стружек. Кукольник принес мальчишку в комнату и положил на кровать. - Ну и напугал же ты меня, балбес, - сказал он, садясь рядом с ним. - Почему? – Дей прижался к его спине, обнимая за плечи. - Я вернулся, а тебя не было. Зная твою вспыльчивость и неуравновешенность, я разрывался между двумя вариантами: либо ты пошел разносить по кирпичикам ближайшие деревни, либо покончил с собой. Я волновался за тебя. - Ты себе не представляешь, как мне приятно это слышать. А кукольник рассматривал синяки на его руках. «И он терпит…» - в голове это просто не укладывалось. - Сильно болит? – Сасори провел пальцем по одному из фиолетовых «браслетов» на его запястье. Мальчишка поморщился. - Если не трогать, то не очень, - нехотя отозвался он. – Ничего, скоро пройдет… - Прости… - А я все думаю, что это у Дейдара с руками! – усмехнулся Кисаме, про которого все уже успели забыть. А он лежал и с завистью наблюдал за этими двумя. – Ничего себе у вас игры! - Это не твое дело, Кисаме, - голос кукольника утратил абсолютно все оттенки прежней теплоты. Дейдара крепче прижался к нему, прекрасно понимая, что если напарник взбесится, то он не сможет его остановить. – Если ты выспался, то я советую тебе свалить из нашей комнаты. - Неужели я вам мешаю? – Лицо «рыбины» перекосила злая усмешка, пытающаяся скрыть досаду. - Мешаешь, - процедил Сасори. - Дей, а ты тот еще извращенец, если собираешься трахаться с этой куклой. - Кисаме, заткнись и уматывай, - спокойно произнес мальчишка, еще крепче прижимаясь к напарнику. – Если ты не будешь таким завистливым, то, может быть, Итачи-сан разрешит тебе к себе прикоснуться. Синелицего перекосило от ярости. Он вскочил, схватил свои вещи и ретировался, громко хлопнув дверью. Дейдара вздохнул с облегчением и успокаивающе погладил Сасори по груди. Потом вспомнил, что тот все равно ничего не почувствует, и перешел к более решительным мерам. Кукольник слишком увлекся мыслями о том, как он будет делать чучело из этой недоакулы, поэтому не успел сориентироваться. Блондин повалил его на спину и ловко уселся сверху. - Сасори, забудь о нем! – почти приказным тоном произнес он. - Если Итачи не грохнет этого придурка, то я сам им займусь! - Успокойся! – легкие пальцы пробежали по обманчиво невозмутимому лицу марионетки. – Он всего лишь завидует. - Чему он завидует, ей? – Сасори поднялся и теперь был нос к носу с блондином. – Чему? Твоим синякам? Или моему деревянному телу? Что из этого его привлекает больше? Пусть обращается, я могу предоставить ему и то, и другое! - Перестань, - мальчишка обнял его. – Он завидует тому, что мы вместе. Тому, что я люблю тебя, а ты позволяешь себя любить. Сам знаешь, что Учихе на него плевать. Вот он и бесится. - Да, а Итачи угораздило совратить родного брата, теперь он готов забить на весь остальной мир. - Все так серьезно? - Я его видел. Он тоже стал куклой. Только у меня есть сердце, а у него больше нет. Кисаме семимильными шагами несся по направлению к своей комнате. Сказать, что он был зол, значит, ничего не сказать. Он был в бешенстве. Этот проклятый молокосос задел его за живое. «Итачи будет моим! – он даже щелкнул зубами для подтверждения своих мыслей. – Он позволит к себе прикасаться. Причем очень скоро! Даже немедленно!» Кисаме застыл у двери своей комнаты. Глубоко вздохнув, он резко вошел и решительно направился к постели, где лежал Учиха. Тот открыл глаза и без всяких эмоций взглянул на напарника. И Кисаме остановился. Как вкопанный. Противная холодная капля пота скатилась по его шее. Нарочито медленно, словно издеваясь. А синелицый все не мог пошевелиться, словно эти омертвевшие глаза пригвоздили его к полу. Итачи, между тем, наскучило смотреть на испуганного напарника. Он отвернулся и закрыл глаза. Как только это произошло, Кисаме сразу стало легче дышать. Он по крохам собирал свою решимость и боялся, что Учиха посмотрит на него еще раз. Но юноша вообще потерял к напарнику интерес. Он лежал, перебирая в памяти то, что у него осталось. Ворошил ее, как пепел после пожара, выискивая уцелевшие кусочки. Их было безнадежно мало. Сумасшедшая ночь вычеркнула из его жизни почти все воспоминания о маленьком брате. Пусть это было сделано в целях самосохранения, чтобы не дать ему обезуметь от боли потери. Пусть это дало ему шанс продолжать жить в одиночестве… Он раз за разом спрашивал себя, нужна ли ему такая жизнь? Но пустота внутри не собиралась ему отвечать. Только одна ниточка связывала старшего Учиху с реальным миром. Он знал, что брат найдет его. Пусть захочет убить, пусть будет ненавидеть, но найдет. Рано или поздно они снова встретятся, и, может быть, тогда он сможет вспомнить то, что сейчас неумолимо ускользает от страждущей памяти. Надо просто подождать. Хм… неужели это на самом деле так «просто»? Кисаме медленно приближался к напарнику. Тот никак не реагировал. Сердце синелицего стучало так сильно, будто собиралось выпрыгнуть на пол. «Сейчас!» - Кисаме навис над Учихой. - Итачи-сан… - выдохнул он перед тем, как прижаться к его плотно сомкнутым губам. Ответа не последовало. С таким же успехом можно было целовать надувную куклу. У старшего Учихи от всех стараний напарника осталось только чувство гадливости. Ему было абсолютно все равно, спать с рыбиной или нет: ни тяги, ни особого отвращения к подобному опыту он не испытывал. Даже, пожалуй, стоило уступить. Тогда стало бы гораздо легче работать с этим ненормальным. Итачи хотел отложить решение этого вопроса на потом, но карты легли иначе. Выбирать предстояло сейчас. И несмотря на явные преимущества, он не ответил на поцелуй. Показалось, что если он это сделает, разрушится что-то важное. Учиха явственно ощутил, что если позволит напарнику разделить с собой постель, то потом, когда вернется маленький брат, он не будет знать, что сказать ему.. «Я уже один раз предал его… - мысли были словно чужие. – Больше этого не повторится…» Кисаме отстранился от напарника и испуганно посмотрел на него. Итачи открыл глаза. Снова рыбину сверлили два Шарингана. Бесцветный голос раздался в комнате и показался погребальным набатом. - Не смей больше этого делать, Кисаме, - Итачи был совершенно спокоен, только на лице была печать хронической усталости от жизни. – Если ты еще раз прикоснешься ко мне, я тебя убью. - Но почему, Итачи-сан?! – Кисаме вскочил с кровати и с мольбой посмотрел на юношу. – Я люблю вас! Я сделаю так, как вам понравится! Только позвольте мне… - Ты мне не нужен, - также бесцветно прервал его Учиха. - А кто нужен? Кто?! – В порыве бешенства он схватил напарника за плечи и встряхнул. – Этот малолетний щенок? Это было ошибкой. Запятые в глазах Учихи сложились в угловатую фигуру. - Тсукиёми, - Кисаме внезапно оказался привязанным к столбу. Под его ногами лежали вязанки хвороста. Уже понимая, что произошло, синелицый нашел взглядом напарника. Юноша медленно приблизился и лениво швырнул зажженный факел на сухие ветки. Те занялись, весело потрескивая. - Семьдесят два часа, - будничным тоном произнес Итачи, глядя, как языки пламени облизывают ступни рыбины. – Моя личная жизнь тебя не касается. Больше я не буду тебя предупреждать. А теперь, наслаждайся. Кисаме закричал.
